Без Малобродского: что происходит с семьей и проектами арестованного продюсера
В 2017 году российская театральная сфера оказалась в фокусе общественного внимания. Виной тому не громкие спектакли и проекты, а резонансное дело «Седьмой студии», фигурантов которого обвиняют в хищении 68 миллионов рублей у государства. Режиссер Кирилл Серебренников, экс-гендиректор организации Юрий Итин, директор РАМТ Софья Апфельбаум и бухгалтер Нина Масляева находятся под домашним арестом. Еще одну фигурантку – продюсера Екатерину Воронову Генпрокуратура попросила объявить в розыск по линии Интерпола. Russiangate рассказывает историю продюсера Алексея Малобродского – единственного из всех подозреваемых, кто находится в СИЗО.
«Я им расскажу, как все было»
Алексей Малобродский и Татьяна Лукьянова знакомы 13 лет. Вместе – уже девять, больше пяти лет назад официально оформили брак. Они любят проводить время вдвоем, все время куда-нибудь ездить. Любая поездка, даже в Подмосковье на машине, уже праздник.
«Не включать ни музыку, ни радио, просто сидеть рядышком очень классно, – с теплотой вспоминает Татьяна, – нам очень хорошо вдвоем. Не могу сказать, что мы часто общаемся в компаниях – хватает общения на двоих. В отпуск тоже всегда ездим вдвоем». Татьяна любит готовить: «Приятно сделать что-нибудь вкусное, красиво подать и просто сидеть вдвоем болтать. Всегда есть о чем поговорить».
С июня 2017 года ни семейные ужины, ни поездки в Подмосковье невозможны: Алексей Малобродский находится в СИЗО «Матросская тишина» по подозрению в хищениях денег, выделенных Минкультуры АНО «Седьмая студия» на проект «Платформа». В начале декабря у супругов состоялось второе свидание за полгода.
На общение с любимым человеком – 40 минут по телефонной трубке. Между ними – грязное стекло и мелкая решетка. Когда положенное по регламенту время заканчивается, связь отрубается: ни одной лишней минуты, машина правосудия беспрекословна.
По закону обвиняемый имеет право на два свидания в месяц. Чтобы их получить, необходимо разрешение следствия, которое четыре месяца ограничивалось формальными ответами – «свидание Малобродского с женой противоречит интересам предварительного следствия». Без объяснений причин. Следователи не обязаны объяснять и оправдываться.
«Свидание прошло очень быстро, – рассказывает Татьяна, – хочется поговорить обо всем и сразу. Когда человека видишь воочию – это живой, непосредственный разговор, другая эмоция, нежели чем занимаешься интеллектуальным трудом в эпистолярном жанре. Очень приятно видеть, что человек нормально выглядит, жив-здоров, бодр и весел. Важно обменяться какими-то положительными эмоциями на свидании. Хотя мы ежедневно переписываемся через электронный сервис ФСИН, находимся в постоянном контакте, обмене информацией, новостями. Нет ощущения, что совсем оторваны [друг от друга]».
C лета 2017 года совместный досуг ограничивается лишь электронной перепиской. 19 июня следователи задержали Алексея Малобродского – вдруг из свидетеля он превратился в обвиняемого. Супруги такого не ожидали: не смотря на то, что обыски в «Гоголь-центре» и дома у худрука театра Кирилла Серебренникова прошли еще в мае, продюсер сохранял спокойствие.
Татьяна вспоминает, как пыталась выяснить у мужа, что происходит, может ли это как-то сказаться на нем. Он же искренне отвечал: конечно, его вызовут в качестве свидетеля давать показания. Он расскажет, как все было. Он был уверен: все нормально, ему ничего инкриминировать нельзя.
«Такое прекраснодушие, когда ты в 60 лет по-прежнему веришь в добро и справедливость, – ухмыляется Татьяна, – но я все равно верю в эту справедливость. А что тогда самой себе скажешь, если в нее не верить?».
Во время обыска в квартире забрали всю технику. Компьютер Татьяне отдали только через четыре месяца (хотя обещали через неделю). Планшет не вернули до сих пор.
«Он в «Платформе» работал чуть меньше года, втрое меньше остальных, при этом не был руководителем, не подписывал финансовые документы. Он – наемный работник, который занимался организацией творческих проектов. Почему именно он сидит полгода в тюрьме? Когда начинаю думать в эту сторону, сносит совсем. Мозг отказывается это понимать», – распаляется женщина.
В последнее время у Малобродского проблемы со здоровьем. Старая болячка – артрит плеча – начинает усугубляться. Врач предположил, что причиной может быть вирус, но для точного диагноза нужны серьезнее анализы. Если он подтвердится, то и сложные противовирусные препараты. Подходящего специалиста в СИЗО нет. Татьяна передала МРТ-снимки плеча в изолятор, но там умудрились их потерять. А из четырех заявлений арестованного с просьбой провести обследования до медчасти изолятора дошло лишь одно. Хирург все-таки пришел. Осмотрел плечо и заявил – «сколиоза у вас нет», и удалился.На судебном заседании 4 декабря Алексей Малобродский рассказал про свое здоровье. По словам жены, после заявления в СИЗО встрепенулись, отвели его в чистый медицинский кабинет, собрали консилиум из нескольких человек. 9 декабря Малобродского перевели в больницу. Там условия хуже, чем в обычных камерах изолятора: нет ни телевизора, ни холодильника, еда мгновенно портится. 11 декабря к нему пришел терапевт и назначил общий анализ крови и мочи.
Цензоры вырезали из письма арестованного мужа часть про больницу. «Он написал письмо на двух бланках, которые у него скопились, – объясняет Татьяна, – я получила только второй. Из контекста понимаю, что-то произошло, куда-то перевели. Оказалось, что вымарали все про больницу».
12 декабря к Малобродскому пришли правозащитники из ОНК. Они смогли добиться, чтобы в камере установили холодильник.
Честь и репутация
Послужной список Малобродского впечатляет. Он возглавлял или занимал руководящие должности на ключевых культурных площадках страны: был исполнительным директором «Золотой маски», главой Пасхального фестиваля, руководил «Школой драматического искусства». Вдобавок чуть больше года работал на «Платформе», затем в Гоголь-центре до марта 2015 года. После ухода из театра он помогал творческому центру «Среда» своей жены. Центр делает спектакли для детей.
В конце зимы 2016 года Алексея Малобродского пригласили стать куратором детского театрального фестиваля «Маршак» в Воронеже. Инициатива исходила от Михаила Бычкова, создателя и худрука Воронежского камерного театра, а также основателя и художественного руководителя Международного Платоновского фестиваля искусств и фестиваля «Маршак».
«Первый раз – в 2015 году «Маршак» прошел под моим кураторством, но я понял, что не хватит ни сил, ни возможностей совмещать. Все-таки моя основная работа – «Платоновфест», – рассказывает Бычков, – мы решили найти куратора, который бы работал над программой. Пригласили Алексея Аркадьевича, опытного и знающего эксперта. К тому же знали, что в тот момент у него не было больших проектов».
Алексей Малобродский сделал программу благодаря своим знакомствам и авторитету: он привез 20 спектаклей известнейших российских театров — РАМТ, «Балет Москва», Театр.Dок, Театр кукол Образцова, Русский театр Эстонии, Karlsson Haus, Камерный музтеатр Покровского, Новую сцену Александринки и другие.
По словам Бычкова, фестиваль прошел с успехом. Малобродскому предложили контракт еще на год – сделать третий фестиваль уже осенью 2017 года.
«До июня он занимался фестивалем, почти всю программу собрал. Это была замечательная программа, – рассказывает худрук фестиваля Бычков, – ее не стыдно было показать в любом месте. К нам приехали Театр Наций, Вахтанговский театр, Упсала-Цирк из Петербурга, Рижский русский театр, театры Норвегии и Казахстана и другие. Когда его арестовали, я посчитал своим долгом никого не привлекать со стороны на его место, а сам точечно довел работу до конца и подтвердил все договоренности, достигнутые Малобродским».
Бычков пока не планирует никого искать на место арестованного продюсера. Он убежден в его невиновности и надеется, что к началу подготовки нового фестиваля Малобродского выпустят, и он сможет вновь собрать программу: «Когда человек оказывается выключенным из процесса, сразу становится понятна его значимость и важность именно его работы». Худрук называет Малобродского не просто организатором, а экспертом, превосходно разбирающимся в искусстве, который с помощью своей квалификации может вынести экспертное мнение.
К тому же для Алексея очень важен тайм-менеджемент. «Мы тоже добросовестно подходим к театральной организации, но с его стороны регулярно получали напоминания, подталкивания и звоночки. «Не забудьте это, меня беспокоит то-то, вы еще не договорились здесь…», – подчеркивает Михаил.
13 декабря Ассоциация театральных критиков признала Алексея Малобродского человеком года –«За честь и достоинство».
«В отличие от остальных фигурантов дела, находящихся под домашним арестом, он вот уже полгода содержится в следственном изоляторе. В поддержку продюсера выступили многие театральные деятели России – все они призывали к изменению меры пресечения для Малобродского, вина которого не доказана», – сказано в заявлении ассоциации.
На каждом судебном заседании Малобродский пытается объяснить судье, что ему важно сохранить репутацию честного профессионала.
«Я и сам как поручитель пытался втолковать это так называемому суду, и Алексей Аркадьевич совершенно справедливо подчеркивает: репутация в этой отрасли имеет решающее значение, – отмечает композитор и бывший музыкальный куратор «Платформы» Александр Маноцков. – Наш цех немногочислен, все друг друга знают, эти самые репутации складываются годами, а разрушаются в одно мгновение. Все эти злоключения совершенно очевидным образом только упрочили репутацию Малобродского. Я, например, совершенно не предполагал, что за всегдашней подчеркнутой вежливостью и профессиональной щепетильностью есть еще и такая стальная воля, такое спокойное достоинство. Никому не пожелаешь такой проверки, но дай бог каждому так ее пройти. Очень надеюсь, конечно, что эти испытания в его жизни скоро кончатся».
Дотошность вплоть до запятой
Несмотря на особенности и несовершенства системы отношений между государством и учреждениями культуры, коллеги Малобродского рассказывают: продюсеру всегда хватало компетенций делать все правильно и законно.
«Он очень скрупулезный и честный, не может себе позволить ошибок. Даже в письмах мне запятые правил, что меня дико бесило», – рассказывает Мария Тырина, замдиректора галереи на Солянке. У нее с Малобродским давняя рабочая история – с 2002 года. Также Тырина работала вместе с ним в Гоголь-центре.
«Все перепроверял, на каждой странице ставил свою подпись, чтобы никто не подменил, все читал по пятьдесят раз. В профессиональной среде его воспринимают как очень ответственного руководителя, – говорит Тырина, – Регулярно с ним делюсь своими историями до сих пор. Я от него заряжаюсь энергетикой».
Такие же характеристики дает бывший музыкальный куратор «Платформы» Маноцков. Он рассказывает, что отношения композиторов и директоров театра непростые: с обеих сторон всегда идет торг за выгодные условия.
«Это объективно так, дело не в личностях, – говорит Маноцков, – но от личностей зависит, как проект будет реализован, насколько справедливыми и корректными будут всякие финансовые условия. Малобродский и как продюсер, и как переговорщик всегда проявлял себя наилучшим образом. Не так уж часто бывает в России, что продюсер реально вникает во все художественные обстоятельства работы, надежно и наверняка приводит проект к реализации. Малобродский – именно такой менеджер».
Экс-директор театра кукол в Москве и экс-директор «Дворца на Яузе» Григорий Папиш знаком с Малобродским еще с середины 1990-х годов. Поработать вместе им практически не удалось, но близкое общение продолжалось много лет.
«Он перед начальством никогда не заискивал, не показывал им свою «благодарность» за финансирование, – говорит он, – всегда считал, что задача Департамента культуры – осуществлять в срок финансирование деятельности театров и их проектов. А вести дела необходимо предельно открыто, честно и по закону. Это его принципиальная позиция».
Рассказывают, что Малобродского недолюбливали в Департаменте культуры – он добивался, чтобы учредитель культурных учреждений не только создавал проблемы, но и занимался их решением.
«В департаменте культуры не то чтобы его именно не жаловали, там вообще никого не жалуют, – добавляет Тырина, – потому что мы все время чего-то хотим, а Малобродскому нужно было больше всех [в первые годы Гоголь-центра]. Тогда театр не зарабатывал, а нужно было много – два ремонта. Конечно, Малобродский не вылезал из Департамента. Как можно любить человека, который постоянно торчит у тебя перед глазами и чего-то хочет?».
Худрук «Балета Москва» Елена Тупысева, ранее работавшая на «Платформе» куратором современного танца, называет уголовное дело «надуманной историей».
«Любая организация или проект, создающийся с нуля – очень сложная управленческая машина, – продолжает Тупысева, – сразу же нужно выдавать творческий результат, а деньги от Министерства культуры могут прийти только через полгода. «Платформа» открылась в октябре, а деньги пришли в феврале. Естественно, министерство не спрашивало, на какие деньги вы делаете такие классные вещи, как у вас появились реквизит и свет. Насколько я помню, ежегодная субсидия составляла порядка 70 миллионов рублей. А инкриминируемые 68 миллионов рублей – считайте, год работы.
Спектакль в современном танце – самый дешевый в производстве жанр – в среднем стоит 2-3 миллиона рублей. Если брать балет, оперу или драматический спектакль, то надо в разы умножать».
Тупысева убеждена, что из-за неясных законов дело намеренно превратили в охоту за «коррупционерами». «Я уверена, что никто деньги не крал, и не было ничего из того, что вменяют [фигурантам], – убеждена она, – поскольку законы у нас написаны своеобразно, одну и ту же ситуацию можно отнести или к административному правонарушению, или к уголовному».
Нельзя думать, иначе конец
Нет людей, кто бы после случившегося отвернулся от их семьи, говорит Татьяна Лукьянова. Друзья, и даже те, кого она считала просто знакомыми, поддерживают ее как могут.
«Любые серьезные жизненные и эмоциональные потрясения всегда переживаешь в одиночку, в определенном смысле. Как бы тебя ни поддерживали и ни помогали, всегда наступает момент, когда остаешься один на один со своими мыслями. Приходится задвигать их, вытеснять, потому что нельзя об этом думать – физически не переживешь. Но не всегда удается полностью заблокировать: в какой-то момент щель, которую ты все время подпираешь, увеличивается, и уже сам с этим справляешься», – говорит она.
Жена продюсера рассказывает, что может орать, размахивать руками, ее может «разрывать от негодования», когда происходит какая-то несправедливость с ней или мужем. Своего супруга она описывает как полную противоположность – человека спокойного и рассудительного.
«У меня есть шутка относительно него. Часто говорю ему: «Леша, ты не человек, а светлый образ», – смеется женщина. Она говорит, что секрет стойкости Малобродского – в «совершенно неправдоподобным, безусловном, очень тихом и глубинном чувстве собственного достоинства». Он ни на кого не держит зла – в театральной среде в хороших отношениях со многими, даже если люди между собой «на ножах».
Сейчас она старается абстрагироваться от всего, что пишут про ее мужа и дело «Седьмой студии», – какая разница, «сила в правде». Виноватых она тоже не ищет: «если включить логику и здравый смысл, – говорит она, – то это дело никому не нужно». И дело даже не в конкретном человеке, который дал ход «театральному делу», – «одно за другое, и все попало под маховик».
Только у этого маховика нет обратного хода.
